Рекламный баннер 990x90px top
Сибирский казак, харбинский поэт… К юбилею Алексея Ачаира
20:17 08.02.2022 16+
Сибирский казак, харбинский поэт… К юбилею Алексея Ачаира
Он сделал своим поэтическим псевдонимом название сибирской казачьей станицы, в которой появился на свет – 125 лет тому назад. И потом в китайском Харбине Алексей Ачаир воспевал родную Сибирь – в одно мгновение ставшую недостижимо далёкой. Он не знал, что завершит свои дни на сибирской земле, возвратившись на родину не по своей воле…
Будущий поэт родился 5 сентября 1896 г. в семье полковника Сибирского казачьего войска Алексея Георгиевича Грызова в станице Ачаирской в 40 километрах от Омска. По одним сведениям своё детство Алексей провёл в Омске, по другим — в Семиречье, в гарнизоне Джаркента, где одно время служил его отец. Потом мальчик год проучился в Омске в Войсковом приготовительном пансионе Сибирского казачьего войска. И поступил в знаменитый Сибирский кадетский корпус. Здесь готовили офицеров для всей Сибири. Более сотни выпускников корпуса стали Георгиевскими кавалерами. Среди них были блестящие военачальники – генерал от инфантерии Лавр Корнилов, один из самых молодых генералов в истории России командующий 1-й Сибирской армией Анатолий Пепеляев, ставший генералом в 27 лет...
В 1913 году – в год столетнего юбилея император Николай II наградил учебное заведение Юбилейным знаменем и почётным наименованием «Первый Сибирский Императора Александра I кадетский корпус». ...
Кадетский корпус Алексей Грызов окончил в 1914 году с золотой медалью. И неожиданно выбрал совсем не военную стезю – по совету отца он поступил в Петровско-Разумовскую академию в Москве (ныне – имени Тимирязева), на инженерное отделение. Этому были свои причины – в казачьих станицах, где выращивалась пятая часть всего российского хлеба, были очень нужны грамотные агрономы, механики, инженеры.
Но получить гражданскую специальность сыну казака не удалось – помешали известные события 1917 года. Когда прежняя Россия перестала существовать, Алексею Грызову пришлось вернуться в Омск. Какое-то время несостоявшийся инженер-землевед работал извозчиком. А в марте 1918 Алексей вступил рядовым-добровольцем в партизанский отряд атамана Ивана Красильникова и начал свой боевой путь. Его подробности омский исследователь Владимир Шулдяков сумел восстановить по анкетам БРЭМ – Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. С мая месяца Алексей Грызов служил в пулемётной команде отряда Красильникова, участвовал в «первом бою при ст[анции] Мариановка», в походах партизанского отряда от Омска до Иркутска и Бодайбо... Стал сначала младшим, а потом старшим урядником. ...
В перерывах между боями Алексей писал стихи. И публиковал их в омских газетах. Именно он оставил самый точный и воистину эпический портрет Белого Омска – столицы воли Рока:
На берегу двух рек, раскинувшись широко,
Среди степей Сибирской стороны
Стоит он, город мой – столица воли Рока,
В дни смутные, в дни тяжести войны.
С времён Петра он видит прохожденье
Судеб изменчивых родной его земли.
Он видел сумраки и видит возрожденье.
Так жизнь его – в снегах или в пыли.
Он – колыбель бело-зелёных флагов,
Отец Сибирских, вольных казаков,
Свидетель горестный (по мудрости Варягов)
Усталых звонов ржавеющих оков.
В его руке сжат узел нитей жизней,
Как переплёт бесчисленных дорог.
Он – гордый сын страдающей Отчизны,
Отдавший силы ей, какие только мог.
На берегу двух рек, раскинувшись широко,
Среди степей Сибирской стороны
Стоит он, город мой – столица воли Рока,
В дни смутные, в дни тяжести войны.
А стихотворение Алексея Ачаира «Корабль Судьбы», опубликованное в начале апреля 1919 года, когда чаши весов ещё колебались, удивительно перекликается с известным рыцарским девизом «Делай что должен и будь что будет».
От разных классов, школ и колыбелей,
Мы входим в общество, как в новый, жуткий храм,
Где молятся дотоль неведомым богам,
Где солнца луч скрывает визг метелей.
И вот стоим мы робко у порога
И ищем сердцем взгляд бодрящих, добрых глаз.
Вся жизнь пред нами здесь – без масок, без прикрас,
Но вас страшит грядущая дорога.
В далёкий, новый путь идём смелее,
В надежде на успех, надеясь на Судьбу…
Но робкий, первый шаг закрыл от нас борьбу,
Которая в умах незримо тлеет…
Что б ни было – вперёд! Нас жизнь толкнула.
Не можем изменить судеб извечный ход.
Что ждёт нас впереди?
Что б ни было – вперёд,
Корабль Судьбы, среди лучей и гула!
С июня 1919 года Алексей Грызов служил в штабе 1-й Сибирской казачьей дивизии, входившей в состав группы знаменитого казачьего генерала Вячеслава Волкова, и участвовал в боях за Урал.
Во время отступления на восток, названного потом Великом Сибирским Ледяным походом, на станции Тайга он отморозил правую ступню и чуть не лишился ноги. А когда 1-я Сибирская казачья дивизия в селе Минино под Красноярском оказалась в окружении, Алексей Грызов с группой офицеров сумел спасти знамя. К войскам атамана Григория Семёнова он присоединился только в сентябре 1920 г., пробравшись в белое Забайкалье «одиночным порядком». Насколько тяжёл и труден был этот путь, Алексей напишет потом в одном из писем: «Вы не знаете, что семь лет тому назад я один бродил в оленьей шкуре, полубосой, голодный, дикий — по Якутской тайге моей любимой Сибири. Я слеп в тайге, я шёл по бадарану, ступая окровавленными ступнями на острые сухие стебли прошлогодних трав, я сидел у реки три дня и глодал выброшенную на берег гниющую рыбу и искал смерти…». Не сдавшийся врагу казак был представлен к Георгиевскому кресту 4-й степени. В Забайкалье Алексей Грызов был произведён сначала в вахмистры, а затем за боевые отличия – приказом атамана Семёнова – в офицерский чин хорунжего.
А потом семёновцы отступили на Дальний Восток. В 1921 году Алексей Грызов служил в Гродековской группе войск секретарём Войскового правительства (Войсковой управы) Сибирского казачьего войска на станции Гродеково. И был представлен к производству в следующий офицерский чин сотника. Но так его и не получил – молодого человека эвакуировали по болезни в Морской госпиталь во Владивостоке, где признали негодным к дальнейшей военной службе. В феврале 1922 Алексей Грызов был вынужден уволиться из армии.
Теперь он занялся тем, к чему его душа лежала с самого детства – литературным трудом. Во Владивостоке редактировал газету «Последние известия», публиковал стихи. А когда в октябре 1922 года город заняли красные части, снова не пожелал сдаваться большевикам и в метель перешёл русско-корейскую границу. Оттуда Алексей Грызов переехал в Харбин – русский город, основанный на земле, арендованной у Китая царским правительством России.
***
Харбин той поры был столицей российской эмиграции на Дальнем Востоке. Здесь существовала целая сеть русских школ, были даже высшие учебные заведения. Алексей Ачаир (теперь он всё чаще упоминал в анкетах свой псевдоним) поначалу работал в местных газетах, а с 1924 года занимал должность «старшего русского секретаря» ХСМЛ (Христианский Союз Молодых Людей) — организации миссионерского толка, которая вела большую культурно-воспитательную работу среди русской эмигрантской молодежи Харбина. Преподавал в гимназии и колледже при ней. И конечно, писал стихи – созвучные настроению многих русских людей, оторванных от родной земли – всех, кто подобно ему оказался «В странах рассеянья».
Мы живали в суровой Неметчине,
нам знаком и Алжир, и Сиам,
мы ходили по дикой Туретчине
и по льдистым небесным горам.
Нам близки и Памир, и Америка,
и Багдад, и Лионский залив,
наш казак у восточного берега
упирался в Дежнёвский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
рассыпаясь на тысячи мест,
доходил до границ Калифорнии
одинокий казачий разъезд.
И теперь, когда чёрные веянья
разметали в щепы корабли,
снова двинулись в страны рассеянья
мы из милой, чумазой земли.
На плантациях, фермах, на фабриках,
где ни встать, ни согнуться, ни лечь,
в аргентинах, канадах и африках
раздаётся московская речь.
Мы с упорством, поистине рыцарским,
подавляем и слёзы, и грусть,
по латинским глотая кухмистерским
жидковатые “щи а-ля-рюсс”.
И в театрах глядим с умилением
(да, пожалуй, теперь поглядишь!)
на последнее наше творение,
на родную “Летучую мышь”.
В академиях, школах, на улицах,
вспоминая Кавказ и Сибирь,
каждый русский трепещет и хмурится,
развевая печальную быль.
Не сломила судьба нас, не выгнула,
хоть пригнула до самой земли…
А за то, что нас Родина выгнала,
мы по свету её разнесли.
В этих строках – печаль, но она светла. И нет безнадёжности – ведь для тех, кто остался собой, остаётся надежда вопреки всем объективным обстоятельствам.
В харбинских стихах Алексея Ачаира очень много от народного эпоса. Они очень русские. Ведь их автор – изгнанник, оставшийся воином, а не жертва трагических обстоятельств. Тот, кто спорит с этими обстоятельствами в меру своих сил. Да, формально Алексей Алексеевич стал человеком штатским. Но в реальности он остался солдатом.
По инициативе Ачаира в ноябре 1925 года в стенах ХСЛМ образовался юношеский «кружок русской культуры», объединявший молодых людей от пятнадцати до двадцати лет. Изначально он именовался ровно так же, как литературный кружок в Белом Омске, где бывал Алексей Грызов — «Зелёная лампа». Но в августе 1927 года за ним закрепилось другое название — «Молодая Чураевка». И не случайно.
К этому времени широкую известность в эмигрантских кругах обретает творчество писателя Георгия Гребенщикова — его многотомным романом-эпопеей «Чураевы» тогда зачитывались многие. Не меньший интерес у русской интеллигенции за рубежом вызывала и создаваемая Гребенщиковым в Соединённых Штатах русская деревня Чураевка, названная по ассоциации с фамилией главного героя романа. Её строительство в 75 милях от Нью-Йорка Георгий Гребенщиков начал в 1925 году. Чураевка была задумана как своего рода «скит русской культурной мысли», в ней жили и работали известные деятели русской эмиграции — актёр Михаил Чехов, композитор Сергей Рахманинов… Именно Гребенщиков подал Ачаиру идею создания маньчжурской Чураевки. Ачаир был горячим поклонником его творчества, между ними завязалась переписка. 2 мая 1927 года Гребенщиков предложил своему харбинскому почитателю: «Вот и давайте, открывайте там, в Харбине, отделение Чураевки…». Ачаир последовал этому совету. В августе того же года Гребенщиков послал по просьбе Ачаира письмо-напутствие членам «Молодой Чураевки», где вместе с добрыми пожеланиями дал несколько полезных практических советов.
Ачаир возродил в Харбине салонную культуру с мелодекламациями, чтением стихов своих и чужих, докладов о художественном творчестве с их последующим обсуждением. В «Чураевке» работала литературная студия, художественный сектор (туда приглашались все известные в городе художники, курирующие «молодых работников, изучающих живопись»), театральная студия (где «опытными театральными работниками» читались доклады «по вопросам театрального искусства»), а также музыкальная и вокальная секции, проводившие свои показательные открытые вторники, посвящённые отдельным композиторам. Потом открылась ещё общественно-научная секция. Так что все одарённые молодые харбинцы имели возможность проявить себя. «Так сочетаются в одно целое – Литература, Наука и Искусство. И так – творческая молодёжь продолжает культурную традицию нашей любимой Родины, Традицию Национальной Культуры…» – отмечал в восьмую годовщину «Чураевки» её организатор. Алексей Ачаир чётко сформулировал жизненное кредо чураевцев: «Это путь к красоте, простоте и бесстрашию, это возжигание факела духа во мгле повседневных забот…»
Во времена расцвета литературной студии к началу 1930-х годов в ней состояло до полусотни поэтов и прозаиков. Среди них были будущие известные литераторы русской эмиграции – Валерий Перелешин, Владимир Слободчиков, Николай Щёголев, Ларисса Андерсен…. Стихи самых талантливых студийцев вошли в коллективный сборник «Семеро», изданный также под редакцией Алексея Ачаира.
«Молодая Чураевка» обретала всё большую популярность. На её собраниях и вечерах буквально яблоку было негде упасть. Из узкого литературного кружка она быстро превратилась в настоящий островок русской культуры в Китае, став прибежищем значительной части эмигрантской молодёжи. Алексея Ачаира его воспитанники буквально боготворили и оставили о нём много тёплых воспоминаний. При этом сам он к своим педагогическим способностям относился весьма скептически. Алексей Алексеевич писал Гребенщикову: «Из меня никогда не выйдет (я и не стремлюсь быть им) ни педагог, ни воспитатель». А далее объяснял, почему он всё-таки не оставляет работы с молодёжью: «Но я должен помнить, что молодёжь меня считает старшим другом и больше того — старшим братом. Не оправдать её веры было бы моим логическим концом». Им двигало чувство долга, убеждение в необходимости делиться с молодёжью своим опытом и знаниями: «…Ведь все мы должны — следующему за нами поколению, которое мало хорошего видело, да и сейчас видит в жизни. И лишать их даже части того, что нам в своё время дала жизнь, — это значит сознательно убивать и своё, и их, и общее для всех нас, связанных принадлежностью к одной Стране и народу — убивать будущее». Да, снова неизменное: «Делай, что должен…»…
***
Служба на ответственном посту в крупной международной организации, преподавание и активная общественная деятельность (Алексей Ачаир был ещё председателем Общества сибирских казаков и председателем издательской комиссии общества кадетов) занимали почти всё его время. Не случайно, дебютировав с книжкой «Первая» в Харбине в 1925 году, следующий сборник стихов «Лаконизмы» Ачаир выпускает только в 1937 году.
В эту книгу вошли 52 стихотворения, соединивших восточную и европейскую традицию. Лаконичные и несколько отстранённые размышления о добре и зле, любви и долге.. ...
Алексей Алексеевич писал и прозу. В одном из писем Гребенщикову он упоминает о двух своих ещё «не обработанных» романах: «Валерий Бухтармин» и «Храм огня Востока». Но прежде всего он конечно же был поэтом.
...Алексей Ачаир писал прежде всего о родной земле и любви к ней. А к восточной экзотике обращался для того, чтобы ещё сильнее подчеркнуть остроту сыновнего чувства к далекой Отчизне.
Россия ассоциируется у поэта прежде всего с родной для него Сибирью. Они для него неразрывно связаны: «Святая Русь — Суровая Сибирь». ... Вот и в письме Гребенщикову 28 марта 1927 года он признаётся: «Мне не о чем думать, кроме Сибири».
***
В конце 30-х годов Алексей Ачаир наряду с Арсением Несмеловым становится самой заметной фигурой в литературных кругах русского Харбина. Он известен далеко за пределами Харбина, его стихи публикуются в Праге, Париже, Нью-Йорке.
Многие современники Ачаира отмечали музыкальность его поэзии..
...Мы готовы всегда на добро,
Светом правды рассеяно зло
И, приветствуя зеленью хвой,
Ждёт любимых внучат край родной.
Ждёт любимых внучат край родной,
Больше нет тьмы ночной, тьмы глухой,
Встретить братьев своих, не рабов,
Будь готов! За Россию готов!
...В 1945 году Советская Армия в ходе освобождения Маньчжурии от японских оккупантов вошла в Харбин. Алексей Ачаир был арестован органами НКВД как бывший белогвардеец и депортирован в СССР.
Потом будет десять лет в гулаговских лагерях, работа на лесоповале. В посёлке Байкит, на севере Красноярского края Алексей Ачаир работал в местной школе учителем пения и английского языка. Коллеги-учителя и ребятишки его обожали. ...
В середине 1959 года Алексей Грызов переехал в Новосибирск...
Алексей Алексеевич поступил учителем пения в школу № 29... Кроме уроков, он вёл кружок эстетического воспитания, создал большой детский хор, быстро получивший широкую известность не только в Новосибирске, но и за его пределами. ...Именно там, на школьном крыльце не единожды разминувшийся со смертью поэт умрёт от инфаркта в декабре 1960 года.
Идеи большевизма Алексей Алексеевич так и не принял до самой смерти. Он твёрдо верил во Вселенскую Русь и её возрождение, о котором писал ещё в 1933 году.
Елена Мачульская
#ПЕРСОНАЛИИ@russian_ideal
#КУЛЬТУРА@russian_ideal
Он сделал своим поэтическим псевдонимом название сибирской казачьей станицы, в которой появился на свет – 125 лет тому назад. И потом в китайском Харбине Алексей Ачаир воспевал родную Сибирь – в одно мгновение ставшую недостижимо далёкой. Он не знал, что завершит свои дни на сибирской земле, возвратившись на родину не по своей воле…
Будущий поэт родился 5 сентября 1896 г. в семье полковника Сибирского казачьего войска Алексея Георгиевича Грызова в станице Ачаирской в 40 километрах от Омска. По одним сведениям своё детство Алексей провёл в Омске, по другим — в Семиречье, в гарнизоне Джаркента, где одно время служил его отец. Потом мальчик год проучился в Омске в Войсковом приготовительном пансионе Сибирского казачьего войска. И поступил в знаменитый Сибирский кадетский корпус. Здесь готовили офицеров для всей Сибири. Более сотни выпускников корпуса стали Георгиевскими кавалерами. Среди них были блестящие военачальники – генерал от инфантерии Лавр Корнилов, один из самых молодых генералов в истории России командующий 1-й Сибирской армией Анатолий Пепеляев, ставший генералом в 27 лет...
В 1913 году – в год столетнего юбилея император Николай II наградил учебное заведение Юбилейным знаменем и почётным наименованием «Первый Сибирский Императора Александра I кадетский корпус». ...
Кадетский корпус Алексей Грызов окончил в 1914 году с золотой медалью. И неожиданно выбрал совсем не военную стезю – по совету отца он поступил в Петровско-Разумовскую академию в Москве (ныне – имени Тимирязева), на инженерное отделение. Этому были свои причины – в казачьих станицах, где выращивалась пятая часть всего российского хлеба, были очень нужны грамотные агрономы, механики, инженеры.
Но получить гражданскую специальность сыну казака не удалось – помешали известные события 1917 года. Когда прежняя Россия перестала существовать, Алексею Грызову пришлось вернуться в Омск. Какое-то время несостоявшийся инженер-землевед работал извозчиком. А в марте 1918 Алексей вступил рядовым-добровольцем в партизанский отряд атамана Ивана Красильникова и начал свой боевой путь. Его подробности омский исследователь Владимир Шулдяков сумел восстановить по анкетам БРЭМ – Бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжурской империи. С мая месяца Алексей Грызов служил в пулемётной команде отряда Красильникова, участвовал в «первом бою при ст[анции] Мариановка», в походах партизанского отряда от Омска до Иркутска и Бодайбо... Стал сначала младшим, а потом старшим урядником. ...
В перерывах между боями Алексей писал стихи. И публиковал их в омских газетах. Именно он оставил самый точный и воистину эпический портрет Белого Омска – столицы воли Рока:
На берегу двух рек, раскинувшись широко,
Среди степей Сибирской стороны
Стоит он, город мой – столица воли Рока,
В дни смутные, в дни тяжести войны.
С времён Петра он видит прохожденье
Судеб изменчивых родной его земли.
Он видел сумраки и видит возрожденье.
Так жизнь его – в снегах или в пыли.
Он – колыбель бело-зелёных флагов,
Отец Сибирских, вольных казаков,
Свидетель горестный (по мудрости Варягов)
Усталых звонов ржавеющих оков.
В его руке сжат узел нитей жизней,
Как переплёт бесчисленных дорог.
Он – гордый сын страдающей Отчизны,
Отдавший силы ей, какие только мог.
На берегу двух рек, раскинувшись широко,
Среди степей Сибирской стороны
Стоит он, город мой – столица воли Рока,
В дни смутные, в дни тяжести войны.
А стихотворение Алексея Ачаира «Корабль Судьбы», опубликованное в начале апреля 1919 года, когда чаши весов ещё колебались, удивительно перекликается с известным рыцарским девизом «Делай что должен и будь что будет».
От разных классов, школ и колыбелей,
Мы входим в общество, как в новый, жуткий храм,
Где молятся дотоль неведомым богам,
Где солнца луч скрывает визг метелей.
И вот стоим мы робко у порога
И ищем сердцем взгляд бодрящих, добрых глаз.
Вся жизнь пред нами здесь – без масок, без прикрас,
Но вас страшит грядущая дорога.
В далёкий, новый путь идём смелее,
В надежде на успех, надеясь на Судьбу…
Но робкий, первый шаг закрыл от нас борьбу,
Которая в умах незримо тлеет…
Что б ни было – вперёд! Нас жизнь толкнула.
Не можем изменить судеб извечный ход.
Что ждёт нас впереди?
Что б ни было – вперёд,
Корабль Судьбы, среди лучей и гула!
С июня 1919 года Алексей Грызов служил в штабе 1-й Сибирской казачьей дивизии, входившей в состав группы знаменитого казачьего генерала Вячеслава Волкова, и участвовал в боях за Урал.
Во время отступления на восток, названного потом Великом Сибирским Ледяным походом, на станции Тайга он отморозил правую ступню и чуть не лишился ноги. А когда 1-я Сибирская казачья дивизия в селе Минино под Красноярском оказалась в окружении, Алексей Грызов с группой офицеров сумел спасти знамя. К войскам атамана Григория Семёнова он присоединился только в сентябре 1920 г., пробравшись в белое Забайкалье «одиночным порядком». Насколько тяжёл и труден был этот путь, Алексей напишет потом в одном из писем: «Вы не знаете, что семь лет тому назад я один бродил в оленьей шкуре, полубосой, голодный, дикий — по Якутской тайге моей любимой Сибири. Я слеп в тайге, я шёл по бадарану, ступая окровавленными ступнями на острые сухие стебли прошлогодних трав, я сидел у реки три дня и глодал выброшенную на берег гниющую рыбу и искал смерти…». Не сдавшийся врагу казак был представлен к Георгиевскому кресту 4-й степени. В Забайкалье Алексей Грызов был произведён сначала в вахмистры, а затем за боевые отличия – приказом атамана Семёнова – в офицерский чин хорунжего.
А потом семёновцы отступили на Дальний Восток. В 1921 году Алексей Грызов служил в Гродековской группе войск секретарём Войскового правительства (Войсковой управы) Сибирского казачьего войска на станции Гродеково. И был представлен к производству в следующий офицерский чин сотника. Но так его и не получил – молодого человека эвакуировали по болезни в Морской госпиталь во Владивостоке, где признали негодным к дальнейшей военной службе. В феврале 1922 Алексей Грызов был вынужден уволиться из армии.
Теперь он занялся тем, к чему его душа лежала с самого детства – литературным трудом. Во Владивостоке редактировал газету «Последние известия», публиковал стихи. А когда в октябре 1922 года город заняли красные части, снова не пожелал сдаваться большевикам и в метель перешёл русско-корейскую границу. Оттуда Алексей Грызов переехал в Харбин – русский город, основанный на земле, арендованной у Китая царским правительством России.
***
Харбин той поры был столицей российской эмиграции на Дальнем Востоке. Здесь существовала целая сеть русских школ, были даже высшие учебные заведения. Алексей Ачаир (теперь он всё чаще упоминал в анкетах свой псевдоним) поначалу работал в местных газетах, а с 1924 года занимал должность «старшего русского секретаря» ХСМЛ (Христианский Союз Молодых Людей) — организации миссионерского толка, которая вела большую культурно-воспитательную работу среди русской эмигрантской молодежи Харбина. Преподавал в гимназии и колледже при ней. И конечно, писал стихи – созвучные настроению многих русских людей, оторванных от родной земли – всех, кто подобно ему оказался «В странах рассеянья».
Мы живали в суровой Неметчине,
нам знаком и Алжир, и Сиам,
мы ходили по дикой Туретчине
и по льдистым небесным горам.
Нам близки и Памир, и Америка,
и Багдад, и Лионский залив,
наш казак у восточного берега
упирался в Дежнёвский пролив.
Легче птиц и оленей проворнее,
рассыпаясь на тысячи мест,
доходил до границ Калифорнии
одинокий казачий разъезд.
И теперь, когда чёрные веянья
разметали в щепы корабли,
снова двинулись в страны рассеянья
мы из милой, чумазой земли.
На плантациях, фермах, на фабриках,
где ни встать, ни согнуться, ни лечь,
в аргентинах, канадах и африках
раздаётся московская речь.
Мы с упорством, поистине рыцарским,
подавляем и слёзы, и грусть,
по латинским глотая кухмистерским
жидковатые “щи а-ля-рюсс”.
И в театрах глядим с умилением
(да, пожалуй, теперь поглядишь!)
на последнее наше творение,
на родную “Летучую мышь”.
В академиях, школах, на улицах,
вспоминая Кавказ и Сибирь,
каждый русский трепещет и хмурится,
развевая печальную быль.
Не сломила судьба нас, не выгнула,
хоть пригнула до самой земли…
А за то, что нас Родина выгнала,
мы по свету её разнесли.
В этих строках – печаль, но она светла. И нет безнадёжности – ведь для тех, кто остался собой, остаётся надежда вопреки всем объективным обстоятельствам.
В харбинских стихах Алексея Ачаира очень много от народного эпоса. Они очень русские. Ведь их автор – изгнанник, оставшийся воином, а не жертва трагических обстоятельств. Тот, кто спорит с этими обстоятельствами в меру своих сил. Да, формально Алексей Алексеевич стал человеком штатским. Но в реальности он остался солдатом.
По инициативе Ачаира в ноябре 1925 года в стенах ХСЛМ образовался юношеский «кружок русской культуры», объединявший молодых людей от пятнадцати до двадцати лет. Изначально он именовался ровно так же, как литературный кружок в Белом Омске, где бывал Алексей Грызов — «Зелёная лампа». Но в августе 1927 года за ним закрепилось другое название — «Молодая Чураевка». И не случайно.
К этому времени широкую известность в эмигрантских кругах обретает творчество писателя Георгия Гребенщикова — его многотомным романом-эпопеей «Чураевы» тогда зачитывались многие. Не меньший интерес у русской интеллигенции за рубежом вызывала и создаваемая Гребенщиковым в Соединённых Штатах русская деревня Чураевка, названная по ассоциации с фамилией главного героя романа. Её строительство в 75 милях от Нью-Йорка Георгий Гребенщиков начал в 1925 году. Чураевка была задумана как своего рода «скит русской культурной мысли», в ней жили и работали известные деятели русской эмиграции — актёр Михаил Чехов, композитор Сергей Рахманинов… Именно Гребенщиков подал Ачаиру идею создания маньчжурской Чураевки. Ачаир был горячим поклонником его творчества, между ними завязалась переписка. 2 мая 1927 года Гребенщиков предложил своему харбинскому почитателю: «Вот и давайте, открывайте там, в Харбине, отделение Чураевки…». Ачаир последовал этому совету. В августе того же года Гребенщиков послал по просьбе Ачаира письмо-напутствие членам «Молодой Чураевки», где вместе с добрыми пожеланиями дал несколько полезных практических советов.
Ачаир возродил в Харбине салонную культуру с мелодекламациями, чтением стихов своих и чужих, докладов о художественном творчестве с их последующим обсуждением. В «Чураевке» работала литературная студия, художественный сектор (туда приглашались все известные в городе художники, курирующие «молодых работников, изучающих живопись»), театральная студия (где «опытными театральными работниками» читались доклады «по вопросам театрального искусства»), а также музыкальная и вокальная секции, проводившие свои показательные открытые вторники, посвящённые отдельным композиторам. Потом открылась ещё общественно-научная секция. Так что все одарённые молодые харбинцы имели возможность проявить себя. «Так сочетаются в одно целое – Литература, Наука и Искусство. И так – творческая молодёжь продолжает культурную традицию нашей любимой Родины, Традицию Национальной Культуры…» – отмечал в восьмую годовщину «Чураевки» её организатор. Алексей Ачаир чётко сформулировал жизненное кредо чураевцев: «Это путь к красоте, простоте и бесстрашию, это возжигание факела духа во мгле повседневных забот…»
Во времена расцвета литературной студии к началу 1930-х годов в ней состояло до полусотни поэтов и прозаиков. Среди них были будущие известные литераторы русской эмиграции – Валерий Перелешин, Владимир Слободчиков, Николай Щёголев, Ларисса Андерсен…. Стихи самых талантливых студийцев вошли в коллективный сборник «Семеро», изданный также под редакцией Алексея Ачаира.
«Молодая Чураевка» обретала всё большую популярность. На её собраниях и вечерах буквально яблоку было негде упасть. Из узкого литературного кружка она быстро превратилась в настоящий островок русской культуры в Китае, став прибежищем значительной части эмигрантской молодёжи. Алексея Ачаира его воспитанники буквально боготворили и оставили о нём много тёплых воспоминаний. При этом сам он к своим педагогическим способностям относился весьма скептически. Алексей Алексеевич писал Гребенщикову: «Из меня никогда не выйдет (я и не стремлюсь быть им) ни педагог, ни воспитатель». А далее объяснял, почему он всё-таки не оставляет работы с молодёжью: «Но я должен помнить, что молодёжь меня считает старшим другом и больше того — старшим братом. Не оправдать её веры было бы моим логическим концом». Им двигало чувство долга, убеждение в необходимости делиться с молодёжью своим опытом и знаниями: «…Ведь все мы должны — следующему за нами поколению, которое мало хорошего видело, да и сейчас видит в жизни. И лишать их даже части того, что нам в своё время дала жизнь, — это значит сознательно убивать и своё, и их, и общее для всех нас, связанных принадлежностью к одной Стране и народу — убивать будущее». Да, снова неизменное: «Делай, что должен…»…
***
Служба на ответственном посту в крупной международной организации, преподавание и активная общественная деятельность (Алексей Ачаир был ещё председателем Общества сибирских казаков и председателем издательской комиссии общества кадетов) занимали почти всё его время. Не случайно, дебютировав с книжкой «Первая» в Харбине в 1925 году, следующий сборник стихов «Лаконизмы» Ачаир выпускает только в 1937 году.
В эту книгу вошли 52 стихотворения, соединивших восточную и европейскую традицию. Лаконичные и несколько отстранённые размышления о добре и зле, любви и долге.. ...
Алексей Алексеевич писал и прозу. В одном из писем Гребенщикову он упоминает о двух своих ещё «не обработанных» романах: «Валерий Бухтармин» и «Храм огня Востока». Но прежде всего он конечно же был поэтом.
...Алексей Ачаир писал прежде всего о родной земле и любви к ней. А к восточной экзотике обращался для того, чтобы ещё сильнее подчеркнуть остроту сыновнего чувства к далекой Отчизне.
Россия ассоциируется у поэта прежде всего с родной для него Сибирью. Они для него неразрывно связаны: «Святая Русь — Суровая Сибирь». ... Вот и в письме Гребенщикову 28 марта 1927 года он признаётся: «Мне не о чем думать, кроме Сибири».
***
В конце 30-х годов Алексей Ачаир наряду с Арсением Несмеловым становится самой заметной фигурой в литературных кругах русского Харбина. Он известен далеко за пределами Харбина, его стихи публикуются в Праге, Париже, Нью-Йорке.
Многие современники Ачаира отмечали музыкальность его поэзии..
...Мы готовы всегда на добро,
Светом правды рассеяно зло
И, приветствуя зеленью хвой,
Ждёт любимых внучат край родной.
Ждёт любимых внучат край родной,
Больше нет тьмы ночной, тьмы глухой,
Встретить братьев своих, не рабов,
Будь готов! За Россию готов!
...В 1945 году Советская Армия в ходе освобождения Маньчжурии от японских оккупантов вошла в Харбин. Алексей Ачаир был арестован органами НКВД как бывший белогвардеец и депортирован в СССР.
Потом будет десять лет в гулаговских лагерях, работа на лесоповале. В посёлке Байкит, на севере Красноярского края Алексей Ачаир работал в местной школе учителем пения и английского языка. Коллеги-учителя и ребятишки его обожали. ...
В середине 1959 года Алексей Грызов переехал в Новосибирск...
Алексей Алексеевич поступил учителем пения в школу № 29... Кроме уроков, он вёл кружок эстетического воспитания, создал большой детский хор, быстро получивший широкую известность не только в Новосибирске, но и за его пределами. ...Именно там, на школьном крыльце не единожды разминувшийся со смертью поэт умрёт от инфаркта в декабре 1960 года.
Идеи большевизма Алексей Алексеевич так и не принял до самой смерти. Он твёрдо верил во Вселенскую Русь и её возрождение, о котором писал ещё в 1933 году.
Елена Мачульская
#ПЕРСОНАЛИИ@russian_ideal
#КУЛЬТУРА@russian_ideal
Рекламный баннер 300x250px rightblock
Рекламный баннер 990x90px bottom
Оставить сообщение: